Жизнь Феодоры

От Андрея Романова.


История ведруссов. ЖИЗНЬ ФЕОДОРЫ.

21.01.13



Начало

Оксана, милая Оксана, тебя качала на руках и песню пела я тебе о Солнце ясном и Луне, что лик твой освещала. Всё, что могла, дала тебе, тебя любила и тебе Любви всегда желала.
Красива стала ты, нежна и косы заплетала. К шести годам ты расцвела, и Солнышко встречала ты самой первой по утру. Садись поближе, расскажу, я помню всю твою судьбу, всю с самого начала.

Часть 1

Прекрасным и сильным был наш Род. Семей множество жило неподалёку друг от друга. Слышать мы могли каждого, кто вдруг песню запевал у себя во дворе. Знали, что каждая песня означает – радость или горе, или нужду в чём. Приходили к соседу помочь, чем посильно было. Дружно жили, что и говорить. Радостью всё сияло, да счастьем. Луга, травы, леса и дубравы – всё любили мы и всё нас любило. Хороводы часто водили с частушками. Песни пели протяжные бывало. Но не грустные те песни были, просто задумчивые. Понимали мы себя лучше через эти песни, да учились многому.
Феодора меня звали. Кокошник я носила и косу русую до пят. Ростом высока и стройна очень. Сарафан мой любимый был цвета оранжевого. Да бусы костяные на шее.
Долго парня не могла повстречать своего. Всё не то казалось. Уж кручиниться начала, что суженого встретить не могу, да тосковать. Подружки-то все уже детишек своих растили, а я одна всё оставалась. Но сердце, сердце-то чуяло, есть мой родимый и единственный на этом свете, да только как ж узнать-то его? Бывало серденько так зайдётся, так зайдётся. Думаешь, что вот-вот он появиться должен, ан нет, не он. Грустно, грустно тогда мне становилось. Думала, порой, смириться надо со своей судьбинушкой, но сердце, сердце-то подсказывало – не торопись, придёт он, ненаглядный твой. Дождаться тебе надо его, духом не падать.
День один особенный был какой-то. Пошла к колодцу я, набрать воды, по сторонам не смотрю, думку думаю. К колодцу подхожу, вдруг голос слышу: «Голуба- девица, дай воды напиться. Далеко иду, водицы вот хотел бы с собой в дорогу набрать».
Стою я, слова вымолвить не могу. Мурашки по всему телу, глаза у него, парня этого, голубые-голубые и такая Любовь от них идёт – не передать словами.
Чувствую, смутился он, глаза опустил. А я от страха чуть жива, молчу, как воды в рот набрала. Подаю ведро ему, на колодец указываю, мол, сам возьми.
Стою, как вкопанная. Смотрю только, как он воду в ведро набирает. Пить начал, тут я и пришла в себя.
Откуда, говорю, добрый молодец? Надолго ли к нам пожаловал? Говорю, а сама, чувствую, что в сердце жар какой-то пробуждается, да по всему телу идёт.
Теперь он дар речи потерял. Так и встал с ведром, опустить не может, всё на меня глядит.
Улыбнулась я, да и говорю: «Что-то гость у нас не разговорчивый? Или устал так с дороги, что слова вымолвить не можешь?».
Улыбнулся он, ведро поставил. «Спасибо, говорит, хозяюшка, уважила водицей». Стоит, смущается, в сторону смотрит.
Тут мне весело стало. Чего это, думаю, я так смутилась поначалу? Улыбнулся парень, на меня посмотрел, да говорит: «Иду я в края дальние, вот селение ваше по дороге увидал, зайти решил, воды испить, да с собой в туесок набрать. Позволишь ли, хозяюшка?».
«Отчего ж нет, - говорю,- бери, сколь надо тебе, мне не жалко».
Присел он, устал с дороги, видно. Смотрит на меня ласково, да улыбается. «Чья же ты будешь, девица?».
«Матронины мы дети. А сам-то кем будешь? Величать тебя как?».
«Из Родновёстья я, сын кагана, Станислав. Может, слышала?».
«Слыхать, слыхала, да не думала тебя увидеть когда. Что ж ты в путь-то собрался, что за нужда у тебя приключилась?».
«Дело у меня в селении дальнем, Москвашины называется. Отец послал меня туда весть одну донести важную. Да вот в дороге задерживаюсь я».
«Могу помочь в чём тебе, Станислав?».
«Ногу поранил я, иду с трудом, а идти ещё далече. Немного передохнуть бы мне, да ногу подлечить, дальше наверстаю я дорогу свою».
Пошли мы с ним к дому нашему. Хромает он, идёт, молчит да улыбается. Котомка у него вся расписная на левом плече висит. Птица необычная на котомке той вышита. Взгляд как будто притягивает к себе.
Идти недалече было. Зашёл он в дом. Маме своей говорю, так мол и так, вот добрый молодец у нас заночует. Станиславом его кличут. Путь не близкий у него, а с ногой совсем худо стало. Подлечить бы его нам надобно.
Ничего не сказала мама, улыбнулась только. «Привечай, говорит, своего гостя, а я пока баньку истоплю, с дороги-то ему помыться надобно».
Тут что-то опять на меня нашло, в сердце теплота какая-то, а глаза на него поднять не могу. Чувствую, и он тоже неловко себя чувствует.
Напоила я его квасом, рушник дала для бани. Чувствую, устал он очень, дремлет почти за столом. Провела в баню.
В дом зашла, и места себе не нахожу.
Говорит мама, помоги мне травки приготовить, напар сделай из лопуха. Лечить будем твоего суженого. Перевернулось тут всё у меня и слёзы к глазам подступили. «Как, говорю, он ли?». Говорить не смогла дольше, рыдания захлестнули душу мою. Мама гладила по спине меня, пока я не выплакалась вся. Плачу, а почему, не знаю. Слёзы градом, остановить не могу. Буд-то обида какая во мне была, да со слезами уходить стала. Долго я плакала-то. Успокаиваться уже стала, когда на дворе шаги тихие послышались. Не иначе он, суженный мой, идёт. И как я ему в глаза-то смотреть буду, зарёванная вся? Ушла в комнату другую, пока мама лопух к ноге его привязывала. Шептала что-то, да я не разобрала тогда. Стонал он немного, а потом в сени прошёл, там мама ему и постелила.
В сон я ушла, как будто провалилась куда. Лечу вниз как будто, мягко там, как будто пушинка по воздуху летит и на землю опускается.
Вижу – место незнакомое, птицы поют, Солнышко светит, красиво так кругом. Вдруг голос слышу: «Подойди сюда, девица!». Оглянулась я, нет никого. «Иди, не бойся. У озера я». Смотрю, и впрямь озеро рядом. Пошла я к нему. Камень большой лежит на берегу. «Присаживайся», - голос говорит. Присела. «Поведай мне кручинушку свою, что в сердце своём носишь. Может, помогу тебе». «Да кто же ты?»,- спрашиваю. «А ты не спрашивай, а сердцу своему доверься, что худого с тобой ничего не произойдёт». «Да не боюсь я, - говорю,- чудно всё это как-то». «Чудного здесь нет ничего, сама хотела судьбу свою узнать. Вот время и пришло. Спрашивай, коли пришла».
«Да, что ж спрашивать то? Пришёл к нам молодец в селение. Станиславом звать. Серденько моё неспокойно стало, как увидела его. Да тут слёзы ещё так не вовремя навернулись. Сама не знаю, что со мной было. Сама не своя я. Как быть мне? Как чувства свои понять? Вот в чём вопрос». «А ты успокойся, да послушай, что я тебе скажу. Тут неподалёку, озеро одно есть. Пойди туда, да и скупайся. Чувства в тебе, как будто оживут, а сейчас спят они, вот ты и в растерянности».
Как будто сила какая меня подняла с камня, да понесла вниз по тропинке. И вправду, вскоре озерцо внизу увидела. Тихое такое, да небо с облаками в нём видны только были. Так, в чём была, в то озеро и бросилась. Мурашки по всему телу пошли, да будто легкость какая-то в теле появилась.
Вынырнула я – будто свежестью повеяло какой и воздух вокруг густой стал. Иду я, а воздух как будто упирается. Странно мне так стало, что остановилась я. А во всём теле нега такая, что не передать словами и лёгкость. Тут и проснулась я. Лежу, а в теле истома и радость какая-то не знакомая. И так хорошо на душе, как будто заново родилась.
Солнышко уже вставать стало, да птицы первые пробудились. Что ж я лежу? Солнышко встречать пора, да дню новому радоваться!
Вышла в сени, а там нет никого. Выхожу во двор. Сидит Станислав на пенёчке, да мастерит что-то. Не стала я ему мешать, зашла за дом, да с Солнышком поздоровалась. Руки к нему протянула, да светом наполнилась. Как будто жизнь в меня новая вошла с Солнышка лучами.
Тут слышу, звуки необычные полились. Станислав-то свирель мастерил, оказывается. Как заиграл он, так звуки его будто чаровать меня стали. Подошла я к нему, утра доброго пожелала. «Как, - говорит, - девица, тебе дудочка новая моя?». «Нравиться, - говорю, - да вот играть на ней ещё не умею». «Это не беда. Я научу тебя».
День новый начинался, Солнышко вставало, а в груди у меня тепло незнакомое разливалось. Даже походка как будто изменилась моя, плавнее стала и легче. Взгляд мой тоже другим стал – ласковым и задумчивым. За что ни возьмусь – всё делаю медленно, да плавно, как будто плыву по воздуху.
Заметили это мама моя да Станислав, смотреть стали как-то необычно.
А у меня песня из груди льётся, вот-вот запою от счастья я. Да в чём же счастье-то моё? Ведь никто он мне. Подлечится, да дальше в путь-дорожку пойдёт.
Ан, нет, не так всё будет, чувствую я. Чувствую, что-то соединяет нас уже, да расстаться не даст. Будто что-то раскрываться начинает внутри, да пока не раскрылось ещё. А может, просыпается? И будто что-то знакомое, а вот что …не могу пока вспомнить.
Тут мама фрукты нам принесла. Угощайтесь, говорит. Взял он яблоко, да на меня смотрит. Так и застыл с яблоком-то на меня глядючи.
«Что, говорю, заприметил во мне, добрый молодец?».
«Да, говорит, чувства незнакомые в груди поднимаются, когда тебя вижу, да вот понять их не могу. Будто вырваться что-то хочет из груди наружу, да я сам не пускаю, будто отпустить боюсь. Не знаешь ли, что это?».
«Что ж, говорю, как не знать, у самой в груди томление необычное второй день пребывает, сама не своя хожу. Да ведь чувствую я, не чужие мы друг другу, как будто знали всегда друг друга. Может родня, какая, иль что-то другое?».
«Я чувствую, тепло родное от тебя исходит, да сплю как будто, а проснуться никак не могу. Будто сон это, что чужие мы, а как проснусь, так память ко мне и вернётся».
«Что же, не пришла пора ещё, значит, проснуться. Ты посиди пока, а я делами домашними займусь. Ткать рубаху вчера начала, закончить надо».
Ушла я, на сердце поспокойней стало. Занялась я тканью, а мысли так и лезут, так и лезут в голову. Да только странные какие-то мысли.
Будто мы со Станиславом вместе сидим на копне, что лошадь везёт, обнялись, и так хорошо нам. Или ночью поздней стоим вместе, на месяц ясный смотрим и мечтаем о чём-то. И много таких мыслей в голове у меня проносилось, пока я рубаху ткала. Поняла я – судьба у нас давняя, и опять она нас вместе сводит. Вспомнит ли Станислав что-то об этом или нет? И как мне дальше быть, я не знала.
Сердце моё успокоилось уже, волнение утреннее ушло. Вышла я во двор, рубаху на Солнышко повесить. Смотрю, сидит Станислав, задумался, на травку смотрит. Не заметил меня.
Подошла я к нему, говорю тихо-тихо так: «Что, вспомнил былое? Меня вспомнил ли?». Повернул он ко мне лицо своё, а из глаз слёзы брызнули. «Родная моя, говорит, да как же я сразу тебя не признал? Чувствовало ведь сердце душу близкую, да разум спал». Поднялся он, протянул руки ко мне, да мои руки в свои взял. Тут у меня слёзы из глаз полились, да всё будто туманом каким покрылось…
Сколько мы так стояли, не знаю я. Да только милее его для меня на целом свете никого не стало. Так, взявшись за руки, в дом пошли. Да мама видела уже всё в оконце, да поняла, что между нами произошло. Зашли мы в дом, сели на скамейку напротив мамы. Подошла она, обняла нас, головы наши к себе к себе прижала, да и говорит: «Живите, дети мои в радости, благословляю вас!». Тут все мы слёз своих сдержать не смогли. И что это было, до сих пор мне не ведомо.

Прошло, однако, дней десять, как Станислав в наше селение пришёл. Пора ему стало в дорогу собираться. Поджила нога его, да и сам он окреп. Обнялись мы перед дорожкой, прощаться стали. Проводила я его до околицы и домой вернулась – вестей ждать.

Часть 3

Долго ли, скоро ли, лето прошло. Не было от моего суженого вестей. Беспокоиться я стала. Голубку посылала я, да не возвращалась та голубка.
Думать начала я, что и мне пора в путь дороженьку собираться. Знать случилось что-то с моим милым. Не долго я думала. Попрощалась с матушкой, да в путь отправилась. Знала ведь я, куда он ушёл, да и сердце дорогу подсказывало.
Брат меня вызвался проводить до соседнего селения. Так и шли мы с братом, да думку думали. А ноги, ноги-то меня сами вперёд по дороженьке несли, будто торопились куда-то. Вот и с братом попрощалась, одна пошла. А в сердце-то волнение и теплота разливается, чувствую – увижусь скоро с милым своим.
Долго ли так шла, не помню уже. Везде люди добрые меня привечали, да ночлег давали, знали мою матушку. Без боязни ходили мы тогда, хоть в лес, хоть в поле, да и в дальнюю дорогу, когда нужда нас заставляла.
С песней всё делали, радостно. Вот и не было у нас печалей, да бед разных. Любили мы и дарили Любовь эту всему, что окружало нас. А если отдаёшь Любовь, то, что кроме Любви к тебе придти может? И просто, естественно это было для нас, другого мы и не представляли даже.
Смыслом глубоким вся жизнь наша наполнена была и творчеством. Каждый мог сделать что-то такое, отчего дух захватывало. И, казалось, нет предела нашим возможностям, нашему творению.
Учились друг у друга искусству разному, да делились своими находками да открытиями. Весело так жить было, да радостно. Творцами были мы, вот что я сказать хочу, и творения наши радость приносили, да счастье.
Долго ли, скоро ли, дошла я, наконец, до места, о котором Станислав сказывал. Тревожно стало немного на душе, как, думаю, меня он встретит? Но сердце радовалось и вперёд звало.
Зашла в поселение – оживление чувствую какое-то в воздухе. Ожидание праздника какого-то, у людей лица радостные. Ожидание чего-то важного и торжественного вокруг витает. Слышу, бубенцы вроде где-то звенят, и музыка неясная слышится.
Пошла я в ту сторону, музыка громче слышна стала, а сердце в предвкушении встречи радостной замирает. Смотрю, на поляне в центре селения – хоровод большой и людей множество.
И так захотелось мне в этот хоровод встать, да в танце закружиться! Подошла я к хороводу, расступился он, и встала я в круг. Сердце сразу радостью и весельем наполнилось. Песнь весёлую подхватила, да только вижу – нет моего суженого в кругу, а сердце подсказывает, что здесь он, рядом где-то.
Вышла я из круга, осматриваться стала. А ноженьки меня сами вести начали. Иду я, иду по селению, по сторонам смотрю. Народ радуется, веселиться чему-то. Тут заметила я, что люди на меня как-то необычно поглядывают. Да мне всё равно было, так хотелось суженого своего найти.
Подхожу к дому какому-то, слышу голоса. И голос один уж больно знакомый мне, говорит что-то, объясняет, доказывает кому-то.
Не выдержала я, подошла поближе. Смотрю, парни собрались в кружок, обсуждают что-то. А главный у них Станислав, они ему что-то доказывают, а он им отвечает.
Вдруг смолкли они все, как один, повернулись, меня увидели. Станислав первый глаза поднял, увидел меня и замолчал. И я молчала, только смотрели мы друг на друга, ничего не замечая, будто не было никого вокруг. Потом бросились навстречу друг другу. Расступились ребята, а мы обняли друг друга крепко-крепко и слёзы из наших глаз брызнули. Не смогли мы их сдержать, хоть и люди вокруг нас были.
В дом повёл меня Станислав, стал расспрашивать. Да что мне рассказать ему было? Жила только ожиданием встречи с ним.
Он стал рассказывать. Делали они наскворения для всей округи. Место нашли в поле, окружённым лесом. Думать стали, как расположить всё это, светила, чтоб в гармонии пребывали после построения этого.
Вопрос не простым оказался. Много дней и ночей думал он с друзьями, выверял всё, как расположить всё на поляне так, чтоб силу то место сохраняло, да людям передавать могло.
Пришлось идти ему в дальнее селение к наскворению одному, да совета просить у прародителя своего. (А наскворение то вы потом дольменами и назовёте!).
Понял много Станислав после общения этого, и только после этого строить они начали, возводить наскворённое.
Волхвы тут подошли – вемеди. Силой своей незримой блоки они сдвигали, да делали, чтоб точно всё было, как задумано.
Полукольцом расположены были наскворения, а в центре полянки место было главное. Там сила невиданная должна была проявиться, когда всё закончено будет. На века строилось всё это.
Не все родились ещё, кто место это собой занять был должен. Вот и сложность здесь была главная – кто ж это будет, да как учесть всё, чтоб в гармонию всё привести.
С теми, не родившимися ещё поговорить нужно было, да мнение их узнать. Сейчас трудно всё это вам рассказать, слов не хватает. Так вы уж чувствами попробуйте здесь сказ мой уловить, тогда и понятно станет.
Сейчас, говорит Станислав, уж немного осталось завершить. Да важно всё в точности соблюсти, чтобы гармония вышла. Месяц ещё здесь ему побыть надобно, а потом можно и домой собираться.
Сказала я, что без него никуда не пойду, что вместе заканчивать будем, что он начал. Согласился он и как будто тяжесть какая у меня с плеч упала.

Часть 4

Не замечала я, как время шло, пока мы с милым своим вместе были.
Вот уже было закончено почти наскворённое, вот совсем немного оставалось. Пора было в путь-дорогу собираться, да с родными свидеться. Когда закончено было всё, собрались мы со Станиславом в путь дороженьку.
Быстро оказались мы в моём селении, да с матушкой моей увиделись. Пожили там три дня, да дальше в путь собрались, к Станиславу, его Роду поклониться, да благословение получить. Так принято было у нас.
Шли мы быстро. Да не так, как вы думаете. Будто рассекали пространство, как будто летели, но не летели мы. Только чувствовалось, будто ветер мягкий и тёплый обдувает нас в движении нашем и нега такая во всём теле!
С радостью встретили нас родичи Станислава, знали они, что мы к ним путь свой держим. Знали, да готовились. Домик маленький построили, чтоб жить мы там могли, пока свой не построим.
Благословили нас родители его, да родственники близкие тоже благословение нам своё дали.
Стали думать мы, как дальше мы жить будем, как своё гнёздышко строить. Картины Станислав рисовал каждый день, одна прекраснее другой, а я помогала ему.
Только чувствами мы те картины рисовали, от того они такими прекрасными нам казались.
Отец Станислава часто помогал нам в этом, когда мы не справлялись. Важны для нас его советы были. Сады он мог удивительные закладывать, и душа пела в садах этих. Счастьем и Любовью всё было там наполнено. Вот в этом он нам и помогал.
Необычность нашего сада в том была, что сердце Любовью тотчас наполнялось, как только кто-то в этот сад заходил, как будто к Богу в гости человек зашёл, и сразу забывал о своих бедах и горестях. Счастьем да Любовью лучиться начинал.
А суть сада была, как вы сказали бы сейчас, в октаве. Всё в саду нашем расположено так было, что чувства постепенно пробуждаться начинали: от малых самых, еле заметных, до счастья искромётного и Любви всеобъемлющей.
В целителях-то нужды у нас не было, творенья Божьи нас целили, а значит и Сам Бог. Сказать можно было, что Он Сам и жил в саду нашем райском. Вот такие сады и мог создавать отец Станислава. С Богом он творил вместе, с Любовью то есть. Вот такой сад и предстояло нам заложить в году следующем.
Дом-то после сада всегда закладывался. Дерева родители обычно давали для дома, Любовью дерева те наполнены были и Любовью наполняли дома пространство.
Дом, так же как и сад, в чувствах своих построить сначала надо было. Такую песнь сочинить сердцем своим, чтобы в доме том жить хотелось поскорей, чтоб чувствовать тот дом можно было, чтоб образ живой был.
Чтоб сделать так, песня важна была очень. Коль есть такая песня, то и дом хороший получиться. Только петь ту песню вдвоём нужно было. С сердцем петь, с чувствами. Вот мы и пели…. Такой дом был у нас….На теремок чем-то похож из ваших сказок, да только красивее он был и много необычного для вас там было. Расскажу ещё вам об этом.
Зимой-то снега не было у нас, а просто вся природа как будто засыпала, птиц почти не слышно было, а было тепло. Новые песни сочиняли мы зимой, да рукодельничали. Учились у более опытных по дому хозяйничать, да утварь мастерить.
Мысль свою более совершенной делали, и тишина зимняя этому способствовала, не отвлекало ничего.
Печей почти не было, тепло ведь было.
А рукоделие такое было: кто краше кокошник или поясок сделает, соткёт, да украсит. И море безбрежное для нашей мысли здесь было. Бывало, начнёшь узор вышивать, да не заметишь, как день прошёл, темнота наступила. А так хотелось доделать, до конца творение своё довести!
Собирались, бывало, вместе девицы, да вместе мастерили что-то под песни душевные. Такие вещи у нас тогда получались! Столько в них Любви было да радости!
Парни зимой тоже без дела не сидели. Лес готовили для строительства, кто дом свой строить замышлял. Лес-то тоже не просто так рубили, с каждым деревом прежде разговаривали: хочет ли оно того, чтоб срубили его, да дом из него поставили.
Бывало, что не готово дерево было для этого, силы необходимой в нём не было или чего ещё. Не трогали тогда дерево такое.
Деревья, намеченные для дома, обходили вокруг несколько раз, да приговаривали при этом: «Расти, расти дерево, расти, расти, милое. Дай нам силушку, да Любовь великую!». Украшали потом это дерево и оставляли в покое. Должно оно было силой, да Любовью наполниться.
Всё это осенью ещё делали, чтобы зимой можно было это дерево взять для подготовки дальнейшей.
Плотина с бобрами была рядом с каждым селением, они дерева и валили, а мишеньки подтаскивали, куда надобно было, да ветки отламывали. Бобры и здесь помогали, всё ровнёхонько делали.
Дудочка здесь нам помогала, да мелодии разные. Наука эта была особая и люди особые этим занимались.
Жили мы одной семьёй со всем мирозданием, дружно жили, да помогали друг другу. Поэтому и бояться нам нечего было, всё любило нас, и мы всё любили.
Любо дорого смотреть было на строения наши. Гармония была во всём, да красота. А от того это, что с Любовью сердечной всё делалось, да с песнями сердечными. Вот и получалось всё у нас.

Часть 5

Весна наступала. Птицы громче петь стали, да Солнышко светить ярче. Подумывать мы стали со Станиславом о домике своём, да о саде цветущем, который заложить нам предстояло.
Место уже Станислав давно присмотрел, и мы всю зиму ходили туда, да присматривались. Чувствами понять пытались, как здесь нам всё расположить, так, чтобы всё в гармонии великой пребывало.
Должно пространство то Любовь дарить, и Любовь та возрастать должна год от года. Сделать то чувства только могут, глас души они, и всё им подвластно.
Картина-то, чувствами нарисованная, будто стоит на пространстве этом, а ты потом только что-то меняешь и дорисовываешь. И так захватывает это, что оторваться бывает, не можешь от творения чувств своих. Расцветить те чувства можно любыми красками, да наполнить любыми эмоциями. Деревья и травы подбираете такие, чтобы чувствам вашим на месте том соответствовали.
Много растений для этого знать надо, а главное - чувствовать их: подходит ли для замысла нашего или другое поискать? Вот так и подбирали мы всё живое для землицы нашей, чтобы всё в гармонии друг с другом соседствовало, да помогало друг другу.
С животными – особая наука. Разумные ведь они, всё понимают. С ними особенно нужно быть внимательными. Чувствуют они мысли наши, да и чувства тоже чувствуют.
Потому ходили мы к друзьям и соседям нашим, да спрашивали живность их, хотят ли на месте новом поселиться, ладно ли им там будет? Разговаривали, да подмечали, какие животные согласие своё дают. Да и нам они тоже приглянулись.
Вот так к маю готово у нас всё было к творению нашему великому.
Мало-помалу соседи да друзья к нам на участок заглядывали, чтобы посмотреть, да совет какой дать или ещё помочь в чём. К маю-то пространство наше уже как живое было, руки сами тянулись начать творение великое.
И вот настал день великий. Собрались на участке том друзья близкие да родственники.
Матушка моя пришла из селения дальнего. Известной певуньей она была, да птиц могла привечать. Птицы её слушались. Пела она, а птицы ей вторили да подпевали, и такие это чувства пробуждало необычные, такие струны души задевало…
Подарок в том её был для нас – птиц необычных в поместье наше будущее она пригласила, вот они и гомонили вдоль полянки нашей на деревьях рассаживаясь.
Солнышко всё выше и выше вставало и народу на полянке нашей всё прибавлялось. Каждый хотел поучаствовать в творении великом, да руку свою к вечности приложить.
Да ведь не только руки люди прикладывали, душой да чувствами прекрасными земли нашей касались. Казалось, сияние поднялось над полянкой нашей. Встали в круг мы в центре полянки, и каждый подходил и чем-то одаривал пространство наше родовое. Стояли мы, а души наши в небесах витали, всё как во сне каком-то было.
Посадили всё, что можно было, остальное действо позднее происходить должно было, так, как мы задумали. Вот так в явь мечты наши воплощаться стали. Чувствовали мы, как оживать пространство стало, да силой наливаться.
В дом пошли мы к родителям Станислава, а отец его на участке нашем остался, всё нужно было до конца довести, до тонкости.

Часть 6

Хоть и продолжали жить мы у родителей Станислава, но место наше родовое тянуло нас к себе всё больше и больше. Всё больше времени мы проводили на участке нашем, обхаживали каждое деревце, каждую травинку. Бывало, и новое что-то вносили, чего раньше не было.
Разворачивалась картина творения нашего всё больше и больше, как будто цветок распускался. Радовались мы как дети творению нашему и сердца наши всё больше и больше открывались, цветку подобные.
Дом то на участке не сразу строился, а причина была вот в чём: важно было, чтобы насаждения наши прижились, да в рост пошли, да пространство всё силой наполнили.
Тогда и дом можно было ставить в этом пространстве силы, дом то ей и наполнялся сразу во время строительства. Да и земля должна была привыкнуть к картине новой, что на ней нарисована была, да раны немного свои подлечить. Вот когда пространство всё силу набирало, тогда дом и ставился. Да всегда это по-разному было, а чувства в том подсказчиками нам были. Как почувствуем, что земля радоваться начала, силой налилась, тогда и о доме мы начинали подумывать.
Дом то небольшой сначала был, но можно его было и больше сделать, не трудно это было. Мог дом на соты пчелиные походить, комнаты пристраиваться могли одна к другой, если необходимость в этом возникала.
Да в доме большом и нужды у нас не было. Тепло было, и время всё старались мы в саду нашем проводить, да в лесу или на праздниках.
Вот и весна наступила. Земля силушку набирать стала, птицы заголосили. Цвести стало всё вокруг, да глаз радовать. Задумались мы уже о доме своём. Участок наш в картину дивную превратился. Ароматом трав, да жужжанием пчёл завораживал. И так радостно становилось на душе, так петь хотелось!
Вот и пели мы, придя на участок свой. От песен наших оживало будто пространство, да и к нам тянулось. И Любовью несказанной наполнялось всё, свечением невиданным.
Взаимная Любовь у нас была с пространством тем. Недаром оно пространством Любви звалось. Творить в том пространстве только Любовью можно было, только чувствами своими искрящимися.
Пусть не сразу всё получалось, постепенно, да только творение то прекрасным было. Ведь знали мы и то, что не только для себя творим, но и для детишек наших малых, что придти вскоре должны на это пространство Любви.
Из Любви в Любовь придти. Вот это важно было. Каждое брёвнышко, каждая травинка малая Любовью наполнена была в доме том. Всё замирало в ожидании чуда.

Часть 7

Готов дом был наш к началу лета. Вот и свили мы своё гнёздышко. Ароматы цветов будоражили нас днём и успокаивали ночью. Луна спокойствие нам дарила и умиротворённость. Будто ласковой матерью нам была, негой нас покрывала.
В этой неге и прибывали мы ночью, когда спустился к нам младенец наш долгожданный, наш первенец. Счастьем всё заполнилось вокруг, да светом небесным.
Зорьку утреннюю мы так и встретили, глаз не смыкая. Будто новая жизнь наша с рассветом началась.
Чувствовала я, что не одна в теле этом, а двое нас. Переговариваться мы стали друг с другом, радостью друг друга наполняя. Ощущение было такое, как будто Солнце внутри меня каждое утро пробуждалось, да радостью необычной меня заполняло.
И Станислав тихим стал, а глаза его Любовью необычной горели. Я часто стала с ребёночком своим разговаривать, песни ему пела, да сказы сказывала. Хорошо ему было, чувствовала я.
Из поместья нашего редко выходила, а к нам только родственники близкие приходили, да мама моя с братом меня проведывали. Надо было в пространстве нашем почаще находиться, пока ребёночек не народиться. Всё здесь любило и защищало нас.
Иногда я засыпала как будто днём, а душа моя с душой ребёночка улетала куда то. Показывал он мне многое, да рассказывал много. Да так чудно это было, что и словами не всегда пересказать можно.
Показывал он мне миры невиданные, да жизнь не здешнюю. Удивительно это было для меня, но и интересно очень.
Вот, говорит он мне, - смотри мама, да замечай всё. Нужно это будет людям, потом и расскажешь им, что здесь видела.
Хорошо у нас было на Земле, но и там было не хуже, а как-то особенней что ли. Гармония там другая была, не здешняя.
Другая то другая, да понять мне её сразу сложно было, но хотелось очень понять. И что-то знакомое во всём этом чувствовалось.
Жизнь там очень подвижная была, не такая, как у нас, и краски ярче были. Как будто кипела и бурлила там жизнь весельем необычным, да радостью неземной.
Знамения на небе разные были, да всполохи. Дивно всё это мне так было.
Когда возвращались мы, и просыпалась я, силу необычную чувствовала в себе, и задор необычный. И ребёночек радовался во мне.
Пространство наше вокруг как будто оживало ещё больше и ещё роднее становилось. Будто каждая травинка и каждое деревце поговорить со мной хотело, да наказ свой дать.
Необычно это так было для меня, ни о чём таком я раньше и не слыхивала. Всё пространство наше как бы одушевилось, всё живым стало от самого маленького, до самого большого.
Всё разумным стало, приветливым и понятным до каждой последней точечки, букашечки и листика. Чувствовала я, что причиной этого сынок наш был. Не иначе ему так пространство наше радовалось, да живым становилось. Любила я очень сынка своего, с каждым днём любила всё больше.

Часть 8

Время шло. Чувствовала я, что скоро от бремени своего освободиться я должна была. А на душе всё радостней становилось, всё больше петь хотелось, всё больше душа ликовала.
Легко и радостно произошло всё. Спокойствие и тихая радость заполнили меня. Станислав взял ребёночка нашего, а я отдыхать стала и заснула сразу. И видится мне во сне, подходят ко мне люди разные, радуются, танцуют и благодарят меня за что-то. Поняла я позже, за сына благодарят, за то, что я матерью его стала. Что это были за люди, не ведомо мне было, и почему они так радовались мне, тоже не понятно было.
Проснулась я, почувствовала, что сынок рядом лежит. Глаза открыла, а он на меня смотрит, как будто ждал, когда проснусь я.
И такое я почувствовала в себе, не передать словами. Взяла его и к груди своей прижала. А он, как будто понимал всё, и сам к моей груди прижался. И такое это было счастье, не передать словами!
Лежали мы так с ним, пока Станислав не пришёл. Взял он рушником сыночка нашего, да купать понёс. Несёт он сыночка нашего, а я как будто рядом иду и всё вижу.
Смотрит сынок наш на отца своего и будто сказать что-то пытается. Не понятно мне это было сначала, а потом всё же поняла – это он так благодарил нас за то, что мы его родителями стали.
Присматривался сын наш ко всему, да слушал внимательно, что мы, да люди другие вокруг говорили. Как будто впитывал каждое слово, да на нас поглядывал. Чувствовалось, что сказать он нам что-то всё время хочет, да не мог пока ещё говорить.

Часть 8

Время то быстро шло. Вот и ходить сынок наш начал и говорить. А говорил он медленно и задумчиво как-то, будто пытался что-то вспомнить или понять непонятное. Смотрели мы тогда на него, да подсказывали, коль нужда была.
Прошло время. И уже он нам подсказывать начал, как то, или иное правильно сделать, да почему вещи разные на Земле происходят.
Солнцеглав – такое имя сыну нашему мы нарекли. И вправду, где появлялся он, как будто светлее от чего-то становилось, как будто тепло какое-то по телу разливаться начиналось.
В хороводе он всегда в центре стоял, да хоровод раскручивал.
Птички уж больно любили его. Всегда на плечи целой стайкой садились, а самые смелые на голову взобраться стремились. И так пели, так щебетали, что иногда за щебетом этим слышно ничего не было. Целые стайки за ним, бывало, летели, когда он в лес или в поле со своей дудочкой выходил. Казалось, учился он у птиц свои мелодии выводить.
Да от мамы моей он много чего о птицах узнал. Иногда они целые концерты давали, так что всё селение собиралось их послушать.
Не расходились люди долго после концертов этих, сидели задумчиво, да про себя чему-то улыбались.
А сынок наш иногда в лес уходил, и несколько дней его иногда дома не бывало. Приходил усталый и голодный, да радостный очень.
Что он там делал, нам не ведомо было. Мы сами не расспрашивали его, а он только улыбался, когда мы его встречали у околицы.

Часть 9

Много ли, мало ли времени прошло, ещё деточки у нас народились. Две дочки и три сына у нас было.
Дочки с косами русыми до пят, в папу пошли, а один из сыновей, Чернобров, темноватый, в меня вышел.
Дом наш стал побольше, да попросторней, ведь нас больше стало. Ладно мы жили, да другим помогали в чём могли.
Старший то сын, Солнцеглав, новое поселение основал. Островки называлось оно. Семь дней пути от нас оно было.
Почему далеко так, спросите? Место там необычное было. Вместе как-то был Солнцеглав с отцом своим Станиславом там, да и запало оно ему в душу.
А что необычного там было? Так природа была необычной: лес, река, да Солнце как будто по-другому светило.
Почему Островки? Поместья то располагались не близко друг от друга, а в порядке определённом. Повторяли они то, что у вас сейчас созвездием Лебедя зовётся. По форме своей, если смотреть с высоты.
Смысл здесь глубокий был, да не всяк его понять мог. Мне сейчас словами-то описать это ой как не просто!
Люди появились в селении том видом необычные, да разговоры вели они странные.
Только сын наш радовался очень им, как будто знал их давно, да соскучился сильно. Какие они там разговоры вели, мне не ведомо, да только деревья в Поселении том диковинные появляться стали, да люди необычные жить.
Люди то приветливые были, да только грусть какая то в глазах у них была. А глаза то голубыми были, не как у нас. Любили они цвет голубой и одежды у них голубыми были. Девушку то сын наш из того народа и выбрал, а что это народ другой был, точно совсем, не было в округе нашей людей, подобных этим.
Время шло. Подрастали и младшенькие наши. Каждый искусством владел своим. На дудочке младшенький играл у нас, а звери вокруг него танцевали. Медведи особо старались, дружили они с ним. Маленьким был когда, только и возился с ними, когда те медвежатами ещё были. Куда бывало он пойдёт, они за ним гурьбой бегут, ковыляют, ревут, бывало, коли не поспевают за ним. А потом, как больше стал, ухватиться за шерсть, и скачет на медведе. Рычит медведь, как будто мурлычет, и несётся во всю прыть.
Дочки наши певуньями выросли. Пели диковинно так, что птицы замолкали. А потом в перепевы с птицами пускались. Такое это пение было, что и словами не передать, только на душе что-то как будто переливаться начинало от песен этих, да радость искрами рассыпалась.
Младшенькая наша с птицами любила общаться. Птицы над ней как будто хороводы водили. Да подражала им хорошо, как будто язык их знала. Мария-певунья её звали. Как будто дирижировала она птичьим хором, а птицы пели на все лады, и так старались, так старались.
Средняя дочь, Наша, тихая была очень, задумчивая. Всё из каменьев разные узоры выкладывала, что-то вроде бисера вашего. Одежду узорами этими украшала, да кокошники. На посуде орнаменты делала.
Завораживали нас те картины, как будто в даль какую уводили. Разговаривала она с камушками, вот они ей и тайны свои раскрывали.
На белой глине свои рисунки камнями она выводила. Пока глина сырой была, камушки туда и вставляла, а потом обжигали мы ту глину, да расписывали дальше. Но главная то задумка её была.
Солнышко любили мы очень. Ласково к нему всегда обращались, да с уважением. Радость оно дарило нам, да силой наполняло. Встанем, бывало в круг, да руки к Солнышку протянем.
А говорили ему такие слова:

«Солнышко милое, выгляни родимое!
Ты лучами напои, ты любить нас научи.
Приходи скорее к нам, будем петь по вечерам.
Хороводы заводить, будет некогда тужить!».

«Солнце милое моё, обогрей своим лучом!
Напои нас радостью, дай нам силу в старости!».

«Ну-ка Солнце, веселей, не жалей своих лучей!
Светлым сделай всё вокруг, ты наш самый лучший друг!».

Вот так мы к Солнышку обращались, и оно нас радостью поило. Чувствовали мы, что живое оно, и что радуется оно, когда мы песни свои поём.
И лучи его такую Любовь нам несли, такую негу, что казалось, что разливается она по земле и ласкает каждую травинку, каждую букашечку.
Растения да цветы разные в рост пускались, да цвели пышным цветом. Радость то всем силы давала, не только людям. Вот и благоухало всё у нас как в саду райском. Да это и был наш рай земной, рай рукотворный.
Так мы и жили в мире и согласии. Любили всё вокруг и нас всё любило.
Дольмены, иль наскворения стали позже делать, когда Любовь уходить стала. Да, знали мы, что неизбежно это будет, да готовились заранее.
Мудры старики были наши, смогли важное до вас сохранить, а вы теперь взять это попытайтесь.
Очнитесь от сна векового, пробудитесь от чар великих.
Вспомните себя, да предков своих. С вами они, рядом стоят, ждут когда обернётесь, да их заметите.
Вот где сила то ваша, вот где пробуждение ваше. Не за горами, а рядом стоит.
Вот когда разговор то у вас начнётся, будет вам о чём поговорить, да что вспомнить.
Радостью нальётесь тогда, да силой великой, дела творить великие.
Да и то, время пришло, в ожидании Мать-земля. Ждёт детей своих пробужденных, ото сна отошедших, ждёт каждый день.
Так идите к ней, просыпайтесь поскорее, да за дело беритесь.
Возвращайте земле вид первозданный, сад райский взрастите, да Любовью пространство всё наполняйте. Вот дело главное для вас. Беритесь за него смелее, а мы подмогой и поддержкой вашей будем на века.

еще об истории ведруссов.